Высшая мудрость и благородство: Цитаты из романа «Идиот»

Известно, что роман «Идиот» Ф.М. Достоевского относится к классике мировой литературы. В нем прослеживается не только глубокий смысл и потрясающие мысли, но и много потрясающих цитат. Ниже приводится подборка цитат из романа «Идиот», которые позволят нам получить более глубокое понимание происходящего в романе.

Я ее не любовью люблю, а жалостью.

Дело в жизни, в одной жизни, – в открывании ее, беспрерывном и вечном, а совсем не в открытии!

Он человек действительно очень ученый, и я обрадовался, что с настоящим ученым буду говорить. Сверх того, он на редкость хорошо воспитанный человек, так что со мной говорил совершенно как с равным себе по знаниям и понятиям.

Ограниченному обыкновенному человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний.

Чувство самосохранения – нормальный закон человечества.

Ограниченному обыкновенному человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний.

Я не был влюблен… я… был счастлив иначе.

Знаешь ли, что женщина способна замучить человека жестокостями и насмешками и ни разу угрызения совести не почувствует, потому что про себя каждый раз будет думать, смотря на тебя: «Вот теперь я его измучаю до смерти, да зато потом ему любовью моей наверстаю…»

Дура с сердцем и без ума такая же несчастная дура, как и дура с умом и без сердца.

Изобретатели и гении почти всегда при начале своего поприща (а очень часто и в конце) считались в обществе не более как дураками.

Вы в такой ловкой форме сумели предложить вашу дружбу и деньги, что теперь благородному человеку принять их ни в каком случае невозможно.

Закон саморазрушения и закон самосохранения одинаково сильны в человечестве!

Пусть бы выдумал это сочинитель, — знатоки народной жизни и критики тотчас крикнули бы, что это невероятно; а прочти в газетах как факт, вы чувствуете, что из таких-то именно фактов поучаетесь русской действительности.

Что ложью началось, то ложью и должно было кончиться; это закон природы.

Сосед спросил с той неделикатною усмешкой, в которой так бесцеремонно и небрежно выражается иногда людское удовольствие при неудачах ближнего: «Зябко?»

Безобразие и хаос везде найдешь.

Правду говорят только те, у кого нет остроумия.

Заметьте себе, милый князь, что нет ничего обиднее человеку нашего времени и племени, как сказать ему, что он не оригинален, слаб характером, без особых талантов и человек обыкновенный.

Трус тот, кто боится и бежит; а кто боится и не бежит, тот еще не трус

Я хочу хоть с одним человеком обо всём говорить как с собой.

Совершенство нельзя ведь любить; на совершенство можно только смотреть как на совершенство, не так ли?

Теперь уже считается прямо за право, что если очень чего-нибудь захочется, то уж ни пред какими преградами не останавливаться, хотя бы пришлось укокошить при этом восемь персон.

Гласность есть право всеобщее, благородное и благодетельное.

В своей гордости она никогда не простит мне любви моей, — и мы оба погибнем.

Самое тонкое, хитрое и в то же время правдоподобное толкование оставалось за несколькими серьезными сплетниками из того слоя разумных людей, которые всегда, в каждом обществе, спешат прежде всего уяснить другим событие, в чем находят себе призвание, а нередко и утешение.

Он и не ожидал, что у него с такою болью будет биться сердце.

Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье!

Если и будет в этом что-нибудь странное, то под таким покровительством покажется гораздо менее странным.

Кто виноват, что они несчастны и не умеют жить, имея впереди по шестьдесят лет жизни?

Искажение идей и понятий встречается очень часто, есть гораздо более общий, чем частный случай, к несчастию.

Что же касается глубины своей совести, то она не боялась в неё заглянуть и совершенно ни в чем не упрекала себя. Это-то и придавало ей силу.

Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье.

Он и не ожидал, что у него с такою болью будет биться сердце.

Через детей душа лечится…

Умный и ловкий человек он был бесспорно. Он, например, имел систему не выставляться, где надо — стушевываться, и его многие ценили именно за его простоту, именно за то, что он знал всегда свое место.

Еще одно непредвиденное, но самое страшное истязание для тщеславного человека, — мука краски за своих родных, у себя же в доме…

Он имел практику и опыт в житейских делах, и некоторые, очень замечательные способности, но он любил выставлять себя более исполнителем чужой идеи, чем со своим царем в голове, человеком «без лести преданным», и — куда нейдет век? — даже русским и сердечным.

Я заметил, что он переносит мою раздражительность так, как будто заранее дал себе слово щадить больного.

Мы все до комизма предобрые люди…

Пьян вы думаете? Ни в одном глазу! Так разве рюмки три-четыре, ну пять каких-нибудь есть.

Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества.

А ведь главная, самая сильная боль, может, не в ранах.

Здесь ужасно мало честных людей, так даже некого совсем уважать. Поневоле свысока смотришь, а они все требуют уважения.

Да и неприлично великосветским людям очень-то литературой интересоваться. Гораздо приличнее желтым шарабаном с красными колесами.

Мы вот и любим тоже порозну, во всем есть разница. Ты вот жалостью, говоришь, ее любишь. Никакой такой во мне нет к ней жалости. Да и ненавидит она меня пуще всего. Она мне теперь во сне снится каждую ночь.

С тех пор все так и идет, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, всё, всё променяли за деньги, за низкую земную власть.

Я всегда боюсь моим смешным видом скомпрометировать мысль и главную идею. Я не имею жеста. Я имею жест всегда противоположный, а это вызывает смех и унижает идею.

Причины действий человеческих обыкновенно бесчисленно сложнее и разнообразнее, чем мы их всегда потом объясняем, и редко определенно очерчиваются.

Я требую уважения, князь, и желаю получать его даже и от тех лиц, которым дарю, так сказать, мое сердце.

В наш век все авантюристы! И именно у нас в России, в нашем любезном отечестве. И как это так все устроилось — не понимаю.

что ложью началось, то ложью и должно было кончиться; это закон природы.